Родительский Комитет
«Закон игнорирует право пациента на охрану и защиту достоинства его личности…»
Обсуждаем закон о здравоохранении / 14.11.2011
По материалам интернет сайта Русская народная линия
Выдержки из Заключения на Федеральный закон «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», принятый Государственной Думой и одобренный Советом Федерации …
Анализ принятого Государственной Думой 1 ноября 2011 г. и одобренного Советом Федерации 9 ноября 2011 г. Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» [2] (далее — рассматриваемый закон) дает необходимые и достаточные основания для вывода о том, что рассматриваемый закон содержит в себе ряд существенных недостатков, и позволяет сделать выводы о его общем неудовлетворительном качестве.
Принятый Государственной Думой и одобренный Советом Федерации Федеральный закон уже вызвал беспрецедентно многочисленные протесты и жесткую критику со стороны как профессионального медицинского сообщества, так и другой части гражданского общества, включая организации, специализирующиеся на защите прав пациентов. Существенные недостатки рассматриваемого закона раскрыты в приведенных ниже замечаниях, которые не исчерпывают всех его недостатков.
1. Существенная неполнота, пробельность регулирования прав пациентов и гарантий таких прав.
Существенная неполнота, правовая пробельность и поверхностность закрепленного в рассматриваемом Законе перечня прав пациента совершенно очевидна (часть 5 статьи 19). В этот перечень слишком избирательно включены лишь некоторые из прав пациентов, и проигнорировано множество прав пациентов, вытекающих из положений Конституции Российской Федерации и международных актов, участником которых является Российская Федерация.
Обозначим некоторые из выявленных наиболее существенных правовых пробелов рассматриваемого закона:
1) игнорирование рассматриваемым законом фундаментального права пациента на охрану и защиту достоинства его личности;
2) явно недостаточные гарантии конституционного права на бесплатную медицинскую помощь;
3) отсутствие гарантии права пациента на отзыв ранее данного согласия на медицинское вмешательство, а также на отзыв ранее сделанного выбора врача и медицинской организации;
4) отсутствие гарантий права пациента на защиту от психологического манипулирования и иных форм психологического насилия;
5) отсутствие гарантий права человека, находящегося в состоянии запущенной или терминальной стадии серьезной и неизлечимой болезни, на достойную жизнь до самой смерти;
6) неполнота регулирования осуществления права на получение медицинской консультации (консультации врачей-специалистов).
Рассмотрим некоторые выявленные правовые пробелы более подробно.
1.1. Игнорирование рассматриваемым законом фундаментального права пациента на охрану и защиту достоинства его личности.
Полагаем, что значительнейшим недостатком рассматриваемого закона является отсутствие гарантий охраны и защиты достоинства личности пациента при оказании ему и в связи с оказанием ему медицинской помощи. В законе вообще ни разу не встречается понятие «достоинство личности» («человеческое достоинство"[10]).
Следует отметить, что в одной из ранних редакций законопроекта, размещенной на сайте Минздравсоцразвития России, имелось положение о том, что «проведение мероприятий по охране здоровья не должно носить бесчеловечный характер или унижать честь и достоинство граждан» (часть 2 статьи 5 в редакции на 30.07.2010)[11].
Между тем, требование защиты достоинства личности человека при осуществлении и в связи с осуществлением медицинской помощи напрямую или опосредованно установлено рядом международных документов.
Установление в рассматриваемом законе требования «уважительного и гуманного отношения со стороны медицинских работников и иных работников медицинской организации» в качестве средства обеспечения «приоритета интересов пациента» (пункт 1 части 1 статьи 6) представляется явно недостаточной гарантией уважения, охраны и защиты достоинства личности пациента.
1.2. Явно недостаточные гарантии конституционного права на бесплатную медицинскую помощь (часть 1 статьи 41 Конституции Российской Федерации).
Закрепленная частью 2 статьи 19 рассматриваемого закона норма о том, что «каждый имеет право на медицинскую помощь в гарантированном объеме, оказываемую без взимания платы в соответствии с программой государственных гарантий бесплатного оказания гражданам медицинской помощи, а также на получение платных медицинских услуг и иных услуг, в том числе в соответствии с договором добровольного медицинского страхования», вызывает больше вопросов, нежели дает ответов.
Каков этот «гарантированный объем» медицинской помощи, на которую может претендовать каждый и которая оказывается «без взимания платы»? Что это за «программа государственных гарантий« (упомянута также в пункте 5 статьи 10 и в ряде других положений), какого уровня — федеральная, региональная (в пункте 3 части 1 статьи 16 она названа »территориальной«), сочетанная (комплексная)? Эта программа должна обеспечивать равные объемы помощи для граждан и для иностранцев и лиц без гражданства?
Статья 80 «Программа государственных гарантий бесплатного оказания гражданам медицинской помощи» и статья 81 «Территориальная программа государственных гарантий бесплатного оказания гражданам медицинской помощи» рассматриваемого закона содержательно недостаточно конкретны и ясны, не содержат надлежаще исчерпывающего и детально сформулированного перечня видов, форм и объемов медицинской помощи, гарантированно оказываемой бесплатно.
1.3. Отсутствие гарантии права пациента на отзыв ранее данного согласия на медицинское вмешательство, а также на отзыв ранее сделанного выбора врача и медицинской организации.
В рассматриваемом законе право пациента на выбор врача и медицинской организации (пункт 1 части 5 статьи 19, а также статья 21) и право на информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство и на отказ от медицинского вмешательства (пункты 5 и 8 части 5 статьи 19, а также статья 20) не обеспечены закреплением права пациента на отзыв своего ранее сделанного согласия на медицинское вмешательство и ранее заявленного им решения о выборе врача и медицинской организации.
К сожалению, в современной российской практике отказ пациента от какой-либо одной медицинской манипуляции часто автоматически ведет к тому, что врачи выражают пациенту негативное отношение и в целом отказывают ему в лечении, заявляя о том, что они «полностью снимают с себя ответственность».
Поэтому полагаем чрезвычайно важным закрепить данное право в законе непосредственно.
1.4. Отсутствие гарантий права пациента на защиту от психологического манипулирования и иных форм психологического насилия.
Отсутствие таких правовых гарантий защиты прав человека при осуществлении медицинских манипуляций или под видом таковых создает свободу (преступных по сути, но квази-легальных
1.5. Отсутствие гарантий права человека, находящегося в состоянии запущенной или терминальной стадии серьезной и неизлечимой болезни, на достойную жизнь до самой смерти.
Отсутствие четких гарантий такого права пациента способствует тому, что онкологических больных в России сегодня фактически обрекают на умирание без должной медицинской помощи[25], даже без
Нормы, закрепленные в пункте 4 части 5 статьи 19 и в части 1 статьи 36 рассматриваемого закона относительно права пациента на избавление от боли, считаем, явно недостаточны для создания полноценных гарантий указанного выше права.
1.6. Значительные недостатки формулировок о праве на получение медицинской консультации (консультации врачей-специалистов).
Право пациента на «получение консультаций врачей-специалистов» установлено пунктом 3 части 5 статьи 19, об этом праве говорится и в пункте 4 части 1 статьи 54 рассматриваемого закона.
Но что понимается под медицинской консультацией (под консультацией врача-специалиста)? Отсутствие в рассматриваемом законе детализации содержания этого понятия, расшифровки объема услуг или действий, составляющих содержание такой консультации,
В рассматриваемом законе не установлены нормы, позволяющие определить хотя бы в общих чертах объем и пределы бесплатной консультации, а также по каким вопросам и в каких случаях бесплатная консультация не оказывается, и пациенту придется прибегать к платной консультации.
2. Отсутствие определения понятия дефекта медицинской помощи и необходимых положений о правовых последствиях таких дефектов.
В качестве существенного недостатка рассматриваемого Закона считаем обоснованным отметить отсутствие в нем норм, определяющих понятие и виды дефектов медицинской помощи, в том числе врачебной ошибки, и соответствующие правовые последствия.
В рассматриваемом законе отсутствует статья «Врачебная ошибка при оказании медицинской помощи», которая имелась в законопроекте, внесенном Правительством РФ в Государственную Думу[29], и в законопроекте, принятом Госдумой в первом чтении[30] (статья 92)…
Рассматриваемый закон совершенно не позволяет уяснить, о каком именно «вреде, причиненном жизни и (или) здоровью граждан при оказании им медицинской помощи» идет речь… Из рассматриваемого закона не представляется возможным уяснить, что признавать несчастным случаем, что следствием действий/бездействий врача и что следствием действий/бездействий пациента, особенно когда к неблагоприятному последствию привело сочетание таковых.
3. Явная недостаточность правового регулирования оснований, гарантий и механизмов паллиативной медицинской помощи.
Рассматриваемый закон содержит ряд положений, касающихся паллиативной медицинской помощи в качестве отдельного вида медицинской помощи, определяет источники ее финансирования (пункт 11 части 1 статьи 14, пункт 5 части 1 статьи 16, пункт 4 части 2 статьи 32, статья 36, пункт 4 части 1 и часть 2 статьи 80, часть 4 статьи 83).
Согласно статье 36 рассматриваемого закона, паллиативная медицинская помощь представляет собой «комплекс медицинских вмешательств, направленных на избавление от боли и облегчение других тяжелых проявлений заболевания, в целях улучшения качества жизни неизлечимо больных граждан» (часть 1 статьи 36). Согласно части 2 указанной статьи рассматриваемого закона, «паллиативная медицинская помощь может оказываться в амбулаторных условиях и стационарных условиях медицинскими работниками, прошедшими обучение по оказанию такой помощи».
Главным (интегральным) недостатком статьи 36 является чрезвычайная неполнота, краткость (обедненность) и поверхностность, как следствие — пробельность всей совокупности норм о паллиативной медицинской помощи.
Считаем, что нуждается в уточнении и содержащаяся в статье 36 рассматриваемого закона формулировка «неизлечимо больные граждане», поскольку существует множество неизлечимых заболеваний, непосредственно не угрожающих жизни больного и не сопровождающихся тяжелыми, связанными с болью проявлениями заболевания.
Значительным недостатком правового регулирования в рассматриваемом законе вопросов паллиативной помощи является ограничение[36] в его статье 36 круга лиц, которым оказывается паллиативная помощь, исключением из этого круга членов семей нуждающихся в указанной помощи больных. ..
Согласно определению Всемирной организации здравоохранения, паллиативная помощь — это подход, улучшающий качество жизни пациентов и их семей, столкнувшихся с проблемой, связанной с опасными для жизни заболеваниями, реализуемый в целях предотвращения и облегчения страданий больного посредством раннего выявления и точного диагностирования заболевания, купирования боли и оказания помощи в решении других проблем — физических, психосоциальных и духовных[37].
Статья R4127-38 Французского Кодекса здравоохранения устанавливает: «Врач должен сопровождать умирающего до последнего момента, посредством обеспечения соответствующих мер ухода и качества жизни умирающего, обеспечить уважение человеческого достоинства больного и комфорт окружающих. Врач не имеет права намеренно причинить смерть». Статья L1110-10 Французского Кодекса здравоохранения устанавливает, что «паллиативная помощь является активной и постоянной деятельностью междисциплинарной команды специалистов по уходу за больным и практикуется в учреждениях или на дому. Ее целью является уменьшить боль, облегчить душевные страдания, чтобы обеспечить уважение человеческого достоинства пациента и оказать, тем самым, поддержку его семье»[38].
Еще один недостаток рассматриваемого закона состоит в том, что в определение понятия паллиативной помощи в статье 36, согласно которому такая помощь является исключительно «комплексом медицинских вмешательств», не включена медико-психологическая помощь и иные виды помощи, традиционно относимые в настоящее время к паллиативной помощи..
Обоснованно также упомянуть Резолюцию Парламентской Ассамблеи Совета Европы № 1649 (2009) от 28.01.2009 «Паллиативное лечение: образец инновационного подхода к здравоохранению и социальной политике»[40], которая согласуется с указанным подходом Всемирной организации здравоохранения в определении содержания паллиативной помощи, относя к таковой также и «помощь в социальной, психологической и духовной сферах», поскольку «для отдельного пациента это может оказаться важнее, чем медицинское лечение в более узком смысле».
4. Существенные недостатки определения понятия «эвтаназия», фактически обеспечивающего ее частичную легализацию.
Очень серьезные и обоснованные нарекания имеются по формулировке нормы статьи 45 «Эвтаназия»: «Медицинским работникам запрещается осуществление эвтаназии, то есть ускорение по просьбе пациента его смерти какими-либо действиями (бездействием) или средствами, в том числе прекращение искусственных мероприятий по поддержанию жизни пациента».
Процитированная норма статьи 45, по существу, выводит из круга запрещаемых рассматриваемым законом действий и
— осуществление не медицинскими работниками, а, к примеру, родственниками пациента (или другими лицами, например, сотрудниками каких-либо организаций по договоренности с родственниками) ускорения смерти пациента (по просьбе пациента его или без таковой) какими-либо действиями (бездействиями) или средствами, в том числе прекращением искусственных мероприятий по поддержанию жизни пациента;
— осуществление медицинскими работниками ускорения смерти пациента какими-либо действиями (бездействиями) или средствами, в том числе прекращением искусственных мероприятий по поддержанию жизни пациента, не по просьбе пациента, а, к примеру, по просьбе его родственников (или законных представителей).
В силу сказанного, формулировка статьи 45 рассматриваемого закона подлежит изменению как недопустимая.
Кроме того, вызывает сомнения обоснованность невключения в статью 45 действующей в настоящее время правовой нормы о том, что: «Лицо, которое сознательно побуждает больного к эвтаназии и (или) осуществляет эвтаназию, несет уголовную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации», закрепленной в статье 45 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан от 22.07.1993 №
В Уголовном кодексе Российской Федерации статья об ответственности за эвтаназию отсутствует, и если совершение таких действий еще возможно будет квалифицировать как убийство, то «побуждение больного к эвтаназии» подвести под статью Уголовного кодекса Российской Федерации крайне проблематично. Отсутствие вышеуказанной отсылочной нормы (статья 45 действующих Основ)
5. Многочисленные существенные недостатки правовых норм об искусственном прерывании беременности (статья 56).
Закрепление в части 3 статьи 56 нормы о сроке ожидания с момента обращения женщины за производством искусственного прерывания беременности до момента производства такой операции, безусловно, следует оценить положительно. Однако эта норма является лишь одной отдельной мерой, направленной на решение проблемы громадного числа ежегодно производимых в России абортов.
Исходя не только из национальных интересов Российской Федерации, но и из принятых в цивилизованных демократических странах стандартов организации предоставления услуг по искусственному прерыванию беременности и связанных с этим многочисленных жестких ограничений[42], в рассматриваемом законе было необходимо обязательно закрепить следующие положения[43], отсутствие которых является существенным недостатком статьи 56 и рассматриваемого закона в целом:
1) сокращение предельных сроков беременности для производства ее искусственного прерывания[44]:
по желанию женщины без наличия медицинских и социальных показаний
по социальным основаниям[45] — до окончания четырнадцатой недели срока беременности;
при наличии медицинских показаний и добровольного информированного согласия женщины — независимо от срока беременности;
2) исключение или хотя бы существенная минимизация перечня «социальных оснований» для производства искусственного прерывания беременности[46];
3) установление запрета воздействия на беременную с целью побуждения ее к производству аборта при отсутствии медицинских показаний, связанных с существующей угрозой жизни матери и ребенка[47];
4) установление ответственности медицинских работников за навязывание или недобросовестное (без исчерпывающих медицинских оснований, подтвержденных комиссионно) предложение (рекомендацию) беременной решения об искусственном прерывании беременности[48];
5) установление порядка согласования решения о производстве искусственного прерывания беременности, включая установление обязательных процедур предабортного консультирования беременной о правах и возможностях беременной и о существующих доступных ей видах социальной помощи и помощи по уходу за ребенком… об альтернативе аборту в виде рождения ребенка и возможного последующего усыновления его другими людьми в случае ее отказа от аборта[49];
6) закрепление гарантий прав медицинских работников на отказ от участия в производстве искусственного прерывания беременности и медицинской стерилизации (за исключением случаев, когда такие медицинские действия необходимы для экстренного спасения жизни и здоровья пациента)[50];
7) закрепление требования пообъектного разграничения медицинских учреждений, где производится искусственное прерывание беременности, с родильными домами (отделениями и иными специализированными учреждениями, принимающими роды);
8) установление запрета использования зародыша человека и его органов и тканей, а также останков и тканей человеческого плода, изъятых в результате искусственного прерывания беременности, и материалов, произведенных на их основе, в косметических, фармацевтических или медицинских целях, за исключением случаев научных исследований, перечень и условия которых должны быть определены Правительством Российской Федерации; установление запрета т.н. «фетальной терапии"[51];
9) нормативное установление обязательного места производства операции искусственного прерывания беременности:
при сроке до окончания восьмой недели — в дневных стационарах, организованных на базе амбулаторно-поликлинических учреждений и других лечебно-профилактических учреждений;
при сроке беременности свыше восьми недель — только в стационарных лечебно-профилактических учреждениях;
10) нормативное установление в качестве обязательных условий производства искусственного прерывания беременности медикаментозным способом:
осуществление такой операции только при сроке беременности до окончания четвертой недели:
осуществление такой операции только под наблюдением врача акушера-гинеколога — в амбулаторно-поликлинических организациях;
11) установление требования наличия письменного согласия супруга на искусственное прерывание беременности жены при сроке беременности свыше 6 недель и предварительного предоставления этому супругу информации о медикаментозных и хирургических методах операции искусственного прерывания беременности, об их возможных последствиях и опасностях для жизни, здоровья и детородной функции женщины[52];[53]
12) установление запрета осуществления на территории Российской Федерации деятельности по целенаправленному снижению рождаемости в стране и по пропаганде абортов, в том числе в качестве средства регулирования, ограничения или контроля рождаемости или планирования семьи.[54]
К статье 56 имеется также обоснованные претензии в части регулирования производства искусственного прерывания беременности у признанной в установленном законом порядке недееспособной совершеннолетней (часть 7 статьи 56) и в части правового пробела в этой статье по поводу производства искусственного прерывания беременности у несовершеннолетней.
6. Недопустимое создание рассматриваемым законом условий для формирования системы аморальной индустрии на суррогатном материнстве (части 1, 9 и 10 статьи 55).
При всей сложности и неоднозначности вопроса о суррогатном материнстве, осуществляемом «по доброй воле», здесь можно привести (не исключаем, что дискуссионные) рациональные замечания и возражения нравственного порядка.
Закрепление ситуации, когда в силу совершенно очевидного отсутствия в рассматриваемом законе каких-либо ограничений и запретов на вынашивание и рождение ребенка по договору на коммерческой основе (за вознаграждение) означает аморальное сведение роли женщины как матери к роли оплачиваемого живого инкубатора в индустрии суррогатного материнства, и является совершенно недопустимым, грубейшим образом посягает на человеческое достоинство женщины и ее гендерные права, противоречит статьям 3 и 14 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 04.11.1950, статьям 5 и 7 Всеобщей декларации прав человека от 10.12.1948, статье 7 Международного пакта о гражданских и политических правах от 19.12.1966, Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин от 18.12.1979, Конвенции Совета Европы о предупреждении и пресечении насилия в отношении женщин и насилия в семье от 11.05.2011[55], целому ряду иных международных документов о правах женщин.
Ряд зарубежных правоведов оценивают такого рода коммерческие отношения как искажающие природу отношений «мать-дитя» и противоправно посягающие на человеческое достоинство женщины, аргументированно доказывают обоснованность использования применительно к такого рода коммерческим отношениям понятий «лизинг матки» и «торговля детьми"[56].
…..организация и осуществление суррогатного материнства на коммерческой основе запрещено в большинстве стран мира, во многих штатах США. А во многих странах мира вообще запрещено суррогатное материнство (к примеру, во Франции запрет суррогатного материнства определяется статьей
В Нидерландах, Бельгии и многих других странах запрещено любое посредничество (даже на некоммерческой основе) в организации и осуществлении суррогатного материнства[58].
В соответствии с пунктом 1 параграфа 2 Закона Великобритании о регулировании некоторых видов деятельности в связи с договоренностями, достигнутыми с целью использования женщин, вынашивающих детей в качестве суррогатных матерей от 16.07.1985, «ни одно лицо на коммерческой основе не вправе совершать никакое из нижеследующих деяний в Соединенном Королевстве:
(a) инициировать или принимать участие в любых переговорах с целью планирования и организации суррогатного материнства,
(b) предлагать или соглашаться на переговоры относительно осуществления суррогатного материнства, или
(c) приготовлять любую информацию с целью ее использования в осуществлении или организации суррогатного материнства;
и ни одно лицо не вправе в Соединенном Королевстве осознанно побуждать другое лицо к осуществлению указанных действий на коммерческой основе»[59].
Пункты
Указанные акты (лишь пример из длинного ряда таковых) совершенно определенно показывают, что суверенное, уважающее себя государство, дорожащее своей международной репутацией и репутацией перед своими гражданами не может легализовывать аморальный бизнес «на чреве женщины», как не может легализовывать организацию занятий проституцией или торговлю людьми.
7. Неудовлетворительное правовое регулирование установления смерти человека и обязательного производства реанимационных мероприятий (статья 66), допускающее возможность ошибок и злоупотреблений.
Основная претензия к статье 66 рассматриваемого закона касается устанавливаемых ее частью 6 вызывающего множество вопросов порядка и явно заниженных временных параметров установления факта и момента смерти человека и, соответственно, прекращения оказания медицинской помощи:
«Реанимационные мероприятия прекращаются в случае признания их абсолютно бесперспективными, а именно:
1) при констатации смерти человека на основании смерти головного мозга, в том числе на фоне неэффективного применения полного комплекса реанимационных мероприятий, направленных на поддержание жизни;
2) при неэффективности реанимационных мероприятий, направленных на восстановление жизненно важных функций, в течение тридцати минут;
3) при отсутствии у новорожденного сердцебиения по истечении десяти минут с начала проведения реанимационных мероприятий (искусственной вентиляции легких, массажа сердца, введения лекарственных препаратов)».
Используемые в статье 66 формулировки «неэффективность применения полного комплекса реанимационных мероприятий» и «неэффективность реанимационных мероприятий» в данном случае характеризуются слишком высокой субъективностью и недостаточной определенностью их значения.
8. Явная неэффективность правовых норм, направленных на противодействие мошеннической деятельности в области медицины.
Следует положительно оценить установление частью 1 статьи 50 запрета на оказание услуг оккультно-магического характера и на совершение религиозных обрядов под видом народной медицины и установление частью 1 статьи 69 с 2016 года (с учетом части 1 статьи 100), что право на осуществление медицинской деятельности в Российской Федерации имеют лица, получившие медицинское или иное образование в Российской Федерации в соответствии с федеральными государственными образовательными стандартами и имеющие свидетельство об аккредитации специалиста. Эти нормы призваны создать правовой заслон деятельности всевозможных шарлатанов и мошенников-псевдоцелителей. Вполне очевидно, что они нуждаются в дальнейшем совершенствовании.
Также возникает вопрос: что за «иное образование» имеется в виду? «Иное» означает любое?
Вместе с тем, рассматриваемый закон содержит в себе множество серьезных правовых пробелов, сводящих на нет указанные позитивные моменты. Одним из таких серьезных пробелов является полное отсутствие в рассматриваемом законе каких-либо требований к лицу, обращающемуся за разрешением на занятие народной медициной. В частности, ничего не говорится об условиях наличия у таких лиц медицинского образования. Поскольку в части 1 статьи 69 речь идет о предоставлении только лицам, «получившим медицинское или иное образование в Российской Федерации в соответствии с федеральными государственными образовательными стандартами и имеющие свидетельство об аккредитации специалиста», права на осуществление медицинской деятельности в Российской Федерации. Согласно рассматриваемому закону, для занятия «народной медициной» никакого образования не требуется, и это создает ряд возможностей для деятельности мошенников и шарлатанов «от медицины«.
9. Недостатки в правовой регламентации отношений, связанных с донорством органов и тканей человека и их трансплантацией (статья 47).
Эти недостатки связаны с установленным указанной статьей порядком изъятия органов и тканей у умерших людей (притом, что имеются обоснованные претензии к статьям, устанавливающим основания, критерии и механизмы установления факта и момента смерти человека). Закрепляемый статьей 47 порядок презюмирует наличие согласия гражданина на изъятие его органов и тканей после его смерти, если этот гражданин прижизненно специально не выразил свое несогласие с донорством своих органов и тканей после своей смерти (части 10 и 11 статьи 47), за исключением случая с несовершеннолетним (часть 8 статьи 47).
Часть 7 статьи 47 устанавливает, что «право заявить о своем несогласии на изъятие органов и тканей из тела умершего для трансплантации (пересадки) имеют супруг (супруга), а при его (ее) отсутствии — один из близких родственников (дети, родители, усыновленные, усыновители, родные братья и родные сестры, внуки, дедушка, бабушка)», подчеркнем: не с их согласия только и может быть осуществление изъятия органов или тканей умершего, а они лишь могут заявить, что они против, уведомить медицинскую организацию об этом, и тогда изъятие не будет произведено.
Данный подход совершенно определенно создает условия для грубейших злоупотреблений в сфере трансплантации органов.
В законодательствах большинства стран мира детально закреплен порядок изъятия органов и тканей умершего (потенциального донора), основанный на условии наличия предварительного прижизненного согласия умершего (потенциального донора), выраженного в установленном законом порядке,
10. Отсутствие в необходимой степени детализированных гарантий качества оказываемой медицинской помощи и четких критериев оценки качества этой помощи.
…( правовых) норм явно недостаточно, чтобы создать правовую основу объективной оценки качества медицинской помощи, включающую четкие критерии ее качества, а также закрепить критерии минимально допустимого уровня качества такой помощи, служащие гарантиями, что качество помощи не будет ниже этого уровня. ..
11. Недостаточная ясность гарантий и условий бесплатного совместного нахождения члена семьи или иного законного представителя с ребенком в медицинской организации при оказании этому ребенку медицинской помощи в стационарных условиях.
Следовало бы оценить положительно более детальное, чем в действующем законодательстве, урегулирование в рассматриваемом законе гарантий и условий бесплатного совместного нахождения одного из родителей, иного члена семьи или иного законного представителя (включая гарантированную нормой бесплатность предоставления этому лицу спального места и питания) с ребенком в медицинской организации при оказании этому ребенку медицинской помощи в стационарных условиях (часть 3 статьи 51)[66], если бы было четко и ясно определено значение понятия «иной член семьи»...
Таким образом, необходима максимальная детализация круга лиц, которым предоставлено право, предусмотренное частью 3 статьи 51 рассматриваемого закона. При этом было бы целесообразно использовать формулировку, аналогичную примененной в части 3 статьи 22, где четко перечислены конкретные категории родственников.
Выводы.
Принятый Государственной Думой 1 ноября 2011 г. и одобренный Советом Федерации 9 ноября 2011 г. Федеральный закон «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» содержит в себе ряд существенных недостатков концептуального и юридического характера, будет способствовать созданию условий для нарушений прав и законных интересов пациентов, прав и законных интересов семей и ребенка при оказании медицинской помощи.
….не позволяет решить многие имеющиеся в настоящее время в сфере здравоохранения в Российской Федерации существенные проблемы в области обеспечения демографической безопасности России, включая задачу обеспечения позитивного демографического развития страны за счет повышения рождаемости, снижения масштабов смертности, повышения средней ожидаемой продолжительности жизни населения России, общего улучшения здоровья населения, но, более того, по многим направлениям будет способствовать обострению социальных проблем.
Данный Федеральный закон вступает в противоречие с положениями Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года, Концепции демографической политики Российской Федерации на период до 2025 года, ряда иных документов.
В силу сказанного, имеются необходимые и достаточные основания для безотлагательного отклонения рассматриваемого закона Президентом Российской Федерации в порядке части 3 статьи 107 Конституции Российской Федерации и отправления его на доработку.
И.В. Понкин, доктор юридических наук, профессор кафедры правового обеспечения государственной и муниципальной службы МИГСУ Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации;
Н.А. Михалева, доктор юридических наук, профессор кафедры конституционного и муниципального права России Московской государственной юридической академии имени О.Е. Кутафина, Заслуженный деятель науки Российской Федерации, профессор, почетный работник высшего профессионального образования;
А.Г. Богатырев, доктор юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права, конституционного и международного права Московского государственного областного социально-гуманитарного института, профессор;
М.Н. Кузнецов, доктор юридических наук, профессор кафедры международного права Юридического факультета им. М.М. Сперанского Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, профессор, почетный работник высшего профессионального образования;
В.В. Еремян, доктор юридических наук, профессор кафедры государствоведения и права МИГСУ Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, профессор кафедры конституционного и муниципального права юридического факультета Российского университета дружбы народов, профессор.
11.11.2011