Родительский Комитет
Ратификация Конвенции Совета Европы о защите детей от сексуальной эксплуатации и сексуальных злоупотреблений — риск или необходимость?
Как известно, недавно Президент внес в Государственную Думу законопроект «О ратификации Конвенции Совета Европы о защите детей от сексуальной эксплуатации и сексуальных злоупотреблений».
Лично я очень критично отношусь к этой Конвенции. Кажется, я первым (или одним из первых) начал публично говорить о связанных с ней проблемах и рисках, еще в феврале прошлого года. Моя позиция в отношении этого документа не изменилась и сегодня, и недавно мне пришлось подробно обсуждать его в программе «Читаем законы».
В последние несколько дней многие коллеги обращали мое внимание на недавно опубликованную статью доктора И. В. Понкина — «Нельзя наклеивать ярлыки на этот документ», прося ее прокомментировать. Поскольку таких просьб было немало, я познакомился со статьей и выскажу некоторые свои замечания здесь, в своем блоге.
Вкратце позиция доктора И. В. Понкина, насколько я ее понял из статьи, сводится к следующему:
- Ничто не мешает Конвенцию принять, сопроводив ее различными оговорками, защищающими семейные и нравственные ценности — а для этого надо принять в первом чтении законопроект о ратификации, чтобы затем внести в него поправки;
- Конвенция вовсе не предполагает обязательного введения сексуального просвещения в школах, а если и требует, то можно сделать это просвещение нравственным и безопасным;
- Нет ничего страшного в том, что Конвенция запрещает дискриминацию по признаку »сексуальной ориентации«;
- Конвенция очень важна и нужна России для борьбы с педофилами.
С этими тезисами мне трудно вполне согласиться. Приведу лишь некоторые замечания.
Ст. 48 Конвенции прямо указывает: «В отношении какого-либо положения настоящей Конвенции не могут делаться никакие оговорки, за исключением явным образом установленных оговорок. Любая оговорка может быть снята в любое время».
Под «явным образом установленными» оговорками в нормах международного права имеются в виду оговорки, возможность делать которые прямо предусматривается соответствующими нормами договора — т.е. оговорки, содержание которых прямо установлено самой Конвенцией. В нашем случае речь идет о таких оговорках, возможность которых установлена пунктами 3, 4 статьи 20, пунктом 2 статьи 21, пунктом 3 статьи 24, пунктами 3, 5 статьи 25 Конвенции. Никаких иных оговорок, в том числе и направленных на защиту семьи, Конвенция делать не позволяет, более того — прямо запрещает в ст. 48. Такое (вполне очевидное) понимание подтверждает и «Пояснительный доклад» к Конвенции, который в п. 289 четко поясняет (перевод мой): «Статья 48 указывает, что Стороны могут делать оговорки, в явной форме разрешенные Конвенцией. Никакие иные оговорки делаться не могут».
Венская Конвенция о праве международных договоров 1969 года в ст. 19 «а» четко указывает, что делать оговорки государство может при ратификации договора лишь если данная оговорка не запрещается самим договором. На это же указывает и ст. 25 п. 1 Федерального закона от 15.07.1995 «О международных договорах Российской Федерации», говоря о том, что оговорки могут делаться при ратификации лишь «при соблюдении условий договора».
Кроме того, стоит отметить, что международные договоры в практике Государственной Думы ратифицируются обычно в одном, а не в трех чтениях. Исключения из этого правила возможны, но немногочисленны. Рассматриваемая Конвенция вряд ли станет таким исключением — проект Постановления Государственной Думы РФ, представленный на сайте, предусматривает принятие законопроекта о ее ратификации сразу в единственном чтении.
Повторю: сделать при ратификации Конвенции оговорки, направленные на защиту семьи и нравственности, прав родителей было бы, конечно, хорошим решением. К сожалению, в рамках данной Конвенции это невозможно. Остается лишь механизм т.н. «заявлений о толковании», но он, к сожалению, может устранить риски, связанные с ратификацией Конвенции только частично.
Например, эта статья потенциально серьезно ущемляет права родителей. Вместо того, чтобы указывать, что соответствующая информация (об опасностях, связанных с сексуальной эксплуатацией и сексуальным насилием) должна даваться детям исключительно с согласия их родителей, она указывает, что в предоставлении этой информации «при необходимости» осуществляется «взаимодействие с родителями». Иными словами, взаимодействие с родителями и учет их воли не обязательны, а лишь возможны, если есть такая необходимость. Во вторых, указанная информация должна по ст. 6 даваться «в более широком контексте полового воспитания». Приведенный русский перевод неточен, оригинальный текст Конвенции предусматривает сообщение этой информации «within a more general context of information on sexuality» — т.е. "в более общем контексте информации о сексуальности«.
Сама информация об опасностях, согласно норме ст. 6, сообщается детям путем ее «включения в программы начального и среднего школьного образования», что предполагает и наличие в них «более общего контекста информации о сексуальности». Данная статья может толковаться как предусматривающая введение обязательного сексуального образования детей в школах, а с учетом современных международно-правовых тенденций этот риск делается весьма существенным.
Можно согласиться, что возможны и адекватные программы такого рода, а Министерство образования и науки может не допустить превращения их в то «сексуальное просвещение», против которого многие годы выступала родительская и педагогическая общественность России. Но вполне очевидно, что «может не допустить» и «не допустит» — это разные вещи, и вероятность — совсем недостаточная гарантия в столь важном вопросе.
Риск этот невозможно игнорировать в связи с тем, что предлагаемые на международном уровне «стандарты» в области сексуального образования детей во многом не отвечают культурным, нравственным и религиозным ценностям народов России, а нередко и противоречат российскому законодательству. Так, во время 65 сессии Генеральной Ассамблеи ООН, критикуя ссылку на Международное техническое руководство по сексуальному просвещению ЮНЕСКО в докладе специального докладчика ООН, Российская Федерация справедливо заявила, что «осуществление различных положений и рекомендаций последнего документа приведет к уголовному преследованию за такие преступные посягательства, как развращение молодежи» (документ ООН A/C.3/65/SR.29, п. 23).
Примером «стандарта», «всеобъемлющего сексуального образования», ориентированного на Россию, могут служить «Стандарты сексуального образования в Европе: документ для лиц, определяющих политику, руководителей и специалистов в области образования и здравоохранения», подготовленные Европейским региональным бюро ВОЗ и ФСПСЗ, Кёльн, 2010. На с. 14 этот документ указывает: «В рамках данного документа осознанно выражается требование к разработке подхода, согласно которому сексуальное образование начинается с момента рождения». На с. 31 он указывает: "В основе сексуального образования лежат (сексуальные и репродуктивные) права человека» при том, что понятие сексуальных прав отсутствует в общепризнанных обязывающих международных правовых актах. На с. 42 документ требует предоставить детям от 0 до 4 лет информацию об »ощущении радости и удовольствия от прикосновения к собственному телу, мастурбации в раннем возрасте». На с. 49 он требует в возрасте
Полагаю, любому читателю очевидно, что риск введения подобного «образования» в российскую школьную систему слишком серьезен, чтобы оставлять его на волю случая и доброй воли Министерства образования.
Итак, Конвенция, действительно, не содержит прямого требования об обязательном сексуальном просвещении в школе. Однако при определенных условиях она может толковаться, как предусматривающая такое требование. С учетом имеющихся тенденций в этой области — это достаточно серьезный риск.
В третьих — про запрет дискриминации в связи с «сексуальной ориентацией» (ст. 2 Конвенции). Компетентные эксперты в области защиты семьи на международном уровне хорошо знают, что отдельный запрет на дискриминацию по признаку «сексуальной ориентации» сегодня в международной практике широко применяется для продвижения интересов т.н. «сексуальных меньшинств», используясь в качестве инструмента для создания особых прав и преференций для т.н. «ЛГБТ»-групп. Признание "сексуальной ориентации» в качестве отдельной недискриминационной категории практически всегда становилось первым шагом в эту сторону, а значит — является весьма рискованным.
Важно и иное — Россия на протяжении долгого времени выступала на международном уровне против включения этой категории в положения о запрете дискриминации и, на сегодняшний день, насколько мне известно, не является участником ни одного международного договора, который бы содержал отдельное указание на запрет дискриминации по признаку «сексуальной ориентации». И это глубоко верная политика, поскольку запрет дискриминации традиционно связан либо с врожденными признаками, либо со взглядами и убеждениями человека. Нет никаких правовых оснований для запрета дискриминации по признаку предпочитаемого поведения, в том числе сексуального.
Могу лишь согласиться здесь с позицией, выраженной в прошлом году в Совете по правам человека ООН Уполномоченным МИД России по вопросам прав человека, демократии и верховенства права Константином Долговым, который, в частности, указал, что «не следует создавать особый правовой режим для неких избранных групп, включая ЛГБТ», и что Россия выступает «против разработки особых документов в сфере защиты от дискриминации лиц нетрадиционной сексуальной ориентации в рамках международных организаций». Господин Долгов также отметил, и вполне справедливо, что подобные формулировки могут быть использованы для разжигания споров и принудительного навязывания поведенческих моделей, которые разделяются далеко не везде в мире — а попросту для навязывания нашей стране гомосексуального поведения как «права» и подлежащей правовой защите «ценности».
Кстати, на сайте Совета Европы недавно появилась специальная страница, посвященная защите прав «ЛГБТ», причем именно от «дискриминации». В целом вполне очевидно, в каком направлении будет развиваться в Европе толкование соответствующей нормы Конвенции и какое давление может в связи с этим оказываться в будущем на Россию.
Впервые ратифицируя международный договор, прямо запрещающий дискриминацию по признаку «сексуальной ориентации» Россия допустит очень серьезный риск, и последствия этого шага могут существенно негативно повлиять на развитие правовой ситуации в нашей стране.
Ну и последнее — про борьбу с педофилами (и не только). В наше время защита семьи, семейных и нравственных ценностей тесно связана с защитой национального суверенитета — в том числе и в законодательной области. Если бы Конвенция была направлена лишь на урегулирование межгосударственных вопросов, связанных с борьбой с педофилами — она не вызвала бы ни у кого нареканий.
К сожалению, вместо этого она вводит целый ряд рамочных норм, затрагивающих вопросы, которые, вообще говоря, должны регулироваться нормами национального, а не международного законодательства. Более того — этим рамочным нормам, задающим дальнейшее направление развития национального законодательства, в Конвенции отведено очень большое место. Тенденция к принятию таких международных соглашений, в свете необходимости защиты национального суверенитета, не может не тревожить. И речь здесь даже не о том, «хороши» или «плохи» конкретные нормы таких международных договоров, а о том, чтобы провести четкую демаркационную линию между вопросами, подлежащими международному и национальному регулированию.
Могу лишь еще раз выразить свое убеждение — вопросы уголовного законодательства, предупреждения преступности — это вопросы национального, а не международного законодательства. Если для решения соответствующих проблем не хватает норм национальных законов — нужно совершенствовать эти нормы, а не принимать новые международные соглашения. Международные договоры должны ограничиваться регулированием именно вопросов, имеющих межгосударственное, наднациональное значение, не выходя за эти рамки. В ином случае международное право покидает свойственное ему поле, начиная заменять национальные законы. И это — опасная тенденция, не отвечающая интересам ни одного народа, который в современном мире хочет сохранить свою самостоятельность, успешно защищая семью, свои традиционные этические, культурные и нравственные ценности. Не учитывать этого — означает иметь недопустимо узкий, не достигающий государственного масштаба взгляд на проблемы международного права.
Опубликовано 29.04.2013 Источник: Блог Павла Парфентьева